Александр Дром
Фея
Её звали Фея. Она и была феей. Только маленькой. В пересчёте на человеческий возраст всего-то лет двенадцати. Самое время влюбляться без памяти. Она и влюбилась. В художника.
Разве она виновата в том, что художник был начинающий, так, неумеха-мазилка.
Считай, всё лето, каждое утро, перед восходом солнца, приезжий художник приходил к ней на Ромашковый луг — на пленэр.
Вот уже месяц всё никак не закончит этюд, единственный за всё это лето. Самый обычный — для начинающих. Изгиб реки в рассветной дымке тумана, заливной луг, вернее, прибрежный кочкарник, и на переднем плане — единственный куст ромашки, высвеченный лучами восходящего солнца. Банально.
Всё прописано до мельчайших деталей: каждый листочек на кустике, каждая жилочка листика. Всё — в точности, как перед глазами, но... Всё не хватает чего-то, может, верного освещения, может, таланта. Не то!..
Сидит каждое утро, сравнивая натуру с изображением, подправляет и подправляет этюд, и всё бестолку.
За спиной у художника, словно ангел-хранитель, всегда сидит Фея. Тихонечко и невидимо сидит себе и сидит, не сводя обожающего взгляда с возлюбленного. Осторожно, чтобы не спугнуть гению вдохновения, заводит руку за спину, срывает, не глядя, ромашку, гадает: "Любит — не любит..."
Так вдвоём и сидели с рассвета и до полудня каждый день в августе, пока однажды художник не вздохнул горестно:
— Всё. Кончилось лето. Не будет и завтра нужного света, бросаю всё к чёрту. Бездарность. Прямая дорога на рынок — торговать баклажанами.
Наутро художник привычно всё разложил по местам. Начал придирчиво сравнивать свой этюд с видом и... обомлел. Лепестки ромашки просвечивали необычайно нежным шелковисто-красным оттенком. Дрожащими руками смешивал краски художник, боясь упустить краткий миг чуда. Слава богу, нужное освещение, как по заказу, не уходило, только ближе к полудню поблекли ромашки.
На вернисаже в Париже художника дружно признали восходящей звездой какого-то псевдо-изма.
Художник уехал, и луг совсем опустел.
У Феи было прирождённое чувство прекрасного, на то и фея, вот только чудесить она ещё не умела — слишком маленькая. Лепесток за лепестком расписала собственной кровью, а сколько той крови в маленькой фее...
Ноябрь 2010 г.
Памяти Валентины